Неточные совпадения
Наконец, дошел черед и до «Письма». Со второй, третьей страницы меня остановил печально-серьезный тон: от каждого слова веяло долгим страданием, уже охлажденным, но еще озлобленным. Эдак
пишут только люди, долго думавшие, много думавшие и много испытавшие; жизнью, а не теорией доходят до такого взгляда… читаю далее, — «Письмо» растет, оно становится мрачным обвинительным актом против России,
протестом личности, которая за все вынесенное хочет высказать часть накопившегося на сердце.
Как это выступление, так и ряд последующих
протестов, выражавшихся в неорганизованных вспышках, оставались в стенах университета. Их подавляли арестами и высылками, о которых большинство москвичей и не знало, так как в газетах было строго запрещено
писать об этом.
Революционер по натуре, склонный к
протесту и бунту, на недолгое время делается консерватором,
пишет, взволновавшую и возмутившую всех, статью о годовщине Бородинского сражения, требует примирения с «действительностью».
Нет сомнения, что в сороковых годах я
написал"Маланью"и, следовательно, в некотором роде протестовал, но так как, говоря по совести, жить мне было отлично, то
протесты мои шли своим чередом, а сны — своим.
Несмотря на то что я уже немало прочитал книг, любил читать стихи и сам начинал
писать их, — говорил я «своими словами». Я чувствовал, что они тяжелы, резки, но мне казалось, что только ими я могу выразить глубочайшую путаницу моих мыслей. А иногда я грубил нарочито, из
протеста против чего-то чуждого мне и раздражавшего меня.
Тогда же я
написал и напечатал в «Вестнике Европы» стихи «Уральский казак» (истинное происшествие) — слабое и бледное подражание «Черной шали» Пушкина, и «Элегию в новом вкусе» —
протест против туманно-мечтательных стихотворений, порожденных подражанием Жуковскому, и, наконец, «Послание к кн.
«Я
написал и послал сильный
протест к Плетневу, чтобы не выпускал в свет новой книги Гоголя, которая состоит из отрывков писем его к друзьям и в которой точно есть завещание к целой России, где Гоголь просит, чтобы она не ставила над ним никакого памятника, и уведомляет, что он сжег все свои бумаги.
Кисельников (про себя говорит и
пишет). «А по справке оказалось: при прошении, поданном в калиновское городническое правление, малиновский мещанин Гордей Яковлев сын Кудряев представил три векселя и с
протестами, писанные на имя малиновского купца Сидора Сидорова Угрюмова: первый, на сумму сто рублей, сроком…» Нет-нет, да вдруг так за сердце и ухватит, — денег-то очень жалко.
Гонкур
напишет пять — десять таких романов, как его «La Fille Eliza», и всякий демократ, всякий друг человечества, даже всякий социальный мечтатель скажет ему спасибо: они в любом таком произведении найдут самую обильную пищу для своих
протестов, для своей проповеди…
Написав заглавие, директор выпустил струю воздуха и в минуту
написал четырнадцать строк. Хорошо вышло, гладко… Он начал вообще о печати и, исписав пол-листа, заговорил о свободе печати… Он потребовал…
Протесты, исторические данные, цитаты, изречения, упреки, насмешки так и посыпались из-под его острого пера.
Н. П. Загоскин, в своих воспоминаниях о студенческой жизни Толстого в Казани,
пишет, что Толстой «должен был» чувствовать «инстинктивный
протест» против окружавшей его развращающей среды.
В Польше стали говорить, кричать и
писать в виде
протеста, что она независимая, самостоятельная держава. С наступлением новой зимы Екатерина велела войскам очистить Польшу и вывезти оттуда магазины. Но этим дело не окончилось.